… а вот под Новороссийском, где в лесах нельзя было даже окопаться из-за обилия воды, нам и попало. Ровно год назад, в ночь с 29 на 30 октября (1942 года) мы в первый раз перешли линию фронта, и этот день провели в тылу врага, лазая по зарослям терна и занося на карту огневые точки противника. После этого ходить в тыл и охотиться за немцами по дорогам и в блиндажах в тылу, куда они отходили на отдых, вошло у нас в общие правила жизни. Обычно мы ночью переползали линию фронта, днем укрывались в брошенных окопах, и с наступлением темноты начинали действовать. Дважды, правда, действовали и днем. Один раз, спрятавшись в терновом лесу, мы неожиданно для самих себя оказались совсем близко от четырех немецких блиндажей, вырытых за бугорком, и обнаружили это только утром, когда фрицы поднялись и стали ходить за бугорок, где возле крайних кустиков у них была вырыта уборная. Уходить нам было некуда, так как лесок был небольшой, и кругом были немецкие позиции. По количеству фрицев, ходивших в уборную, мы учли, что их не менее взвода, и задевать их не приходилось, так как нас было всего двое. Пришлось залечь в самых густых кустах. Но дело ухудшилось, когда 11 фрицев вышли из-за бугорка с винтовками, повесили на кустах несколько бутылок, четыре красноармейских шлема и стали стрелять по ним. … …Еще хуже стало, когда немцы решили поохотиться на птичек в лесу, стали ходить и по ним стрелять, весело переговариваясь. Они, конечно, нашли бы нас, и бежать было некуда, но можно было и по ним стрелять, слив свои выстрелы с их выстрелами. Я только успел шепнуть товарищу: бить так, чтобы фриц не вскрикнул. Густые кусты помогали нам, и Емельянов стукнул первого прямо в глаз, так что никто не заметил падения. Я стукнул второго позади уха, когда он почти прошел меня, но вышло хуже, хотя немец упал без крика, но в куст, и сосед, окликнув его, пошел в эту же сторону посмотреть, в чем дело. Один взгляд на убитого - и он поднял бы тревогу. Я выстрелил сквозь куст, едва заметил фрица, и он исчез, не пикнув. И мы замерли, прислушиваясь. Слева, выстрелили, но явно по птичке. Двое или трое засмеялись, заговорили, значит, там все в порядке. Но последний немец упал справа, и убит ли, и если убит, то не замечен ли. Потрескивали ветви, цепляясь за одежду и под сапогами, и как будто в стороне. Появилась уверенность, что не заметили и уходят по своему направлению, но тут за кустом, где упал последний немец, послышался явственный шорох. Неужели он жив и отползает? Шорох повторился. Ныряя под нижними колючими ветками, я на четвереньках кинулся туда… ..через куст орешника мы выстрелили почти одновременно, так как третий был в стороне за кустами и не мог видеть друзей. И тут был самый острый момент. Из-за кустика в 4-5 метрах от нас вскочил фриц, вскидывая к плечу направленную на меня винтовку, но Емельянов, не успевший даже опустить автомат, стукнул немца прямо в перекошенный ужасом рот. Но такая стрельба, не сопровождавшаяся смехом и веселыми криками, не могла не обратить на себя внимания, а инсценировать смех я в тот момент не взялся. Последний слева фриц тревожно подал голос - «Иоганн, Иоганн» - «Я, Я» отозвался я и выстрелил, едва он показался сквозь куст. Но тут обеспокоились другие фрицы и начали звать друг друга. Путь к отступлению был открыт, оставалось наделать паники и драпать. В немецких шинелях можно было рассчитывать смыться на глазах немецких позиций до большого леса, и для паники Емельянов дал длинную очередь из автомата по охотникам за птичками, а я, поймав глазами сидящего в уборной фрица, выстрелил, едва он вскочил на ноги. Он завопил не своим матом, охотники, драпанув, беспорядочно стреляли. Швырнув им вдогонку по гранате, мы успели перевалить за гриву, прежде чем фрицы выбежали из блиндажей. Первые две лощины мы перебежали как угорелые. А потом, попав на тропинку, идущую на обратный скат, я быстро сказал Емельянову: садись на меня. Он без разговоров завалился мне на спину. В лесу трещали выстрелы. Около десятка фрицев появились на гриве. Обходя лес, мы были у них на виду, но, очевидно, зеленые шинели, направление в тыл и то, что я на подогнутых от усталости ногах, после бега в гору под тяжестью Емельянова опять же на гору едва тащился вперед, не навело на нас подозрения. Немцы плотно окружили лес, а я не знаю, как …
